ДРУГАЯ СТОРОНА: Бедность: созданная американцами и поддерживаемая американцами
Для остальных из нас это имеет очень много последствий, поскольку немногие максимизируют свое богатство, поскольку крайне несправедливая налоговая структура позволяет им сохранять гораздо больше, чем им нужно, в то время как надлежащее жилье и адекватное здравоохранение недоступны для многих.
Есть бедные. А есть те, кто изучает бедность и изучает бедных, говорит об этом, пишет об этом, пытается это понять. Политики, которые разглагольствуют об этом.
Мои родители родились в бедности в семье итальянских и венгерских иммигрантов. Они выросли в гетто, мою мать отдали на воспитание в раннем возрасте после смерти матери, а мой отец пошел на работу в восемь лет, когда умер его отец. Они все еще были бедны, когда у них был я. Они упорно работали над своими задницами — мой отец, фабричный рабочий, профсоюзный организатор, тогда работавший в «Дейли Уоркер», газете Коммунистической партии. Он зарабатывал менее 50 долларов в неделю, потому что его сталинистское начальство, некоторые из которых оказались владельцами трущоб, следило за тем, чтобы все нижестоящие работали за гроши. В конце концов он вышел из Коммунистической партии, когда советские танки вошли в Будапешт. После четырех лет безработицы, навязанной ФБР, мой отец нашел достойно оплачиваемую работу в качестве ночного городского редактора нью-йоркской ежедневной газеты, работая с полуночи до 8 утра. Моя мама работала целыми днями официанткой, пряча остатки еды в своей очень большой кошелек, и по вечерам пошел в среднюю школу, а затем в колледж. Имея ученую степень, с годами она перешла на преподавание в государственных школах Нью-Йорка. Я старался изо всех сил, разнося газеты и работая в публичной библиотеке каждый день после школы.
Прожив это, мне никогда не приходилось изучать бедность или философствовать о ней. Конечно, я был американским бедняком. Нас пятеро в трехкомнатной квартире с миллионом тараканов. Но, как я узнал позже, путешествуя по таким местам, как Мексика, Никарагуа и Китай, есть бедные, а есть действительно бедные. В Китае я встретил людей, которые могли только мечтать о пяти людях в трех комнатах. После этого я уже никогда не смогу считать себя бедным. Подобно психическим заболеваниям и депрессии, существует скользящая шкала бедности. Это отстой, хотя многие другие живут еще хуже.
Американские бедняки окружают нас повсюду. Одной из моих первых работ в Беркшире была работа в организации South Berkshire Community Action, где я открывал общественные сады и продовольственные кооперативы. В сельских районах Южного Беркшира наша бедность часто скрывается за дверями домов на задворках дорог, и где бы вы ее ни обнаружили, она маскируется яростной гордостью и огромным нежеланием просить о помощи.
В последние годы я наблюдал, как слово «голод» было заменено на «отсутствие продовольственной безопасности». «Небезопасность» легче игнорировать. Кто в Вашингтоне или Бостоне может представить, чтобы ребенок повернулся к своей маме и сказал: «Мама, у меня нет продовольственной безопасности!» Голодных детей не наряжают. Десятилетия спустя я вернулся, чтобы заняться волонтерской деятельностью по борьбе с голодом вместе с Юреком Замоски и Мелом Гринбергом для Berkshire Bounty, забирая пожертвованную еду от Big Y и Guido's и доставляя ее в People's Pantry. Мэл кормил и готовил голодных, пока не лишился возможности двигаться и не умер. Я держался до тех пор, пока моя спина не перестала чувствовать себя счастливой, поднимая 50 фунтов картофеля.
Марси Сетлоу, мой уважаемый издатель The Berkshire Edge, посоветовала мне прочитать и написать о книге Мэтью Десмонда «Бедность в Америке». Поскольку он начал с мудрого наблюдения Толстого: «Мы воображаем, что их страдания — это одно, а наша жизнь — другое», я догадался, что Десмонд прожил то, о чем пишет.
Сын пастора церкви в маленьком городке в Аризоне, который зависел от пожертвований своих прихожан, Десмонд рано узнал о подавляющей силе денег, что, конечно, имело более серьезные последствия для тех, у кого их не было. Его отец тоже потерял работу, и банк забрал их дом. В колледже его окружало неравенство: «Что я видел вокруг себя, так это деньги. Столько денег… Мои одноклассники пошли поесть суши. Я запасся консервированными сардинами и солеными крекерами в своей комнате в общежитии. Город Темпе, пригород Феникса, где расположен главный кампус АГУ, потратил сотни миллионов долларов на строительство искусственного озера длиной в две мили посреди пустыни, гигантской лужи, которая теряет две трети своей воды в результате испарения каждый год. В нескольких кварталах отсюда люди просили милостыню на улице…»